Он сунул руки в карманы. И даже попытался насвистеть какую-то пришедшую в голову мелодию, но у него ничего не вышло. Попытался выразить что-то вслух, и опять ничего не вышло. Атмосфера Ганимеда не предназначена для насвистывания и произнесения речей.
Краем глаза он заметил подъезжающий к нему багайд, размером со среднюю собаку. Включился дополнительный прожектор, в лицо ударил свет. Дубстер закрылся от света ладонью. Представляю, подумал он, что подумают американцы, или русские, или китайцы, когда увидят запись.
Захотелось поозорничать – например, вынуть член и поссать на багайд. Но Дубстер не стал этого делать. Простое ссанье против ветра на Земле может привести к простуде. Страшно подумать, к чему может привести ссанье в разжиженной атмосфере Ганимеда при температуре втрое ниже земной на полюсе. Он шагнул к багайду. Багайд плавно затормозил и дал задний ход. Дубстер улыбнулся.
Однако, Краут успел далеко уйти, подумал он. Великий умелец Краут, знающий на кастрюле все ходы и выходы, все ньюансы управления. Догонять его, Краута, очевидно поздно, да и стоит ли рисковать всеми оставшимися на кастрюле жизнями ради спасения одной – моей, которая, судя по тому, что происходит, может кончиться в любой момент?
Он повернулся спиной к багайду и шагнул обратно к станции.
Он тщательно задраил внешний люк, впустил в шамбр воздух, раздраил внутренний люк, спустился в нижние помещения, и подобрал свой скафандр у входа в отсек Кларетт.
– Доувер? Доувер? Прием.
– Дубстер? – голос Доувера звучал настороженно. Потерял-таки контроль над собой бравый капитан. Человек ведь, не камень. – Где ты?
– Это не важно. Слушай, Доувер, к вам идет Краут, живой и невредимый. Идет с инструментами. Он собирается сделать со второй кастрюлей то же самое, что сделал с нашей.
– Понял. Выставлю охрану.
– Бессмысленно, Доувер. У Краута явно съехала крыша от антидепрессантов. Если ты дашь ему забраться внутрь, он…
– Я не дам ему забраться внутрь.
– Если оставишь его снаружи, то, может быть, кастрюля и взлетит, но по частям и в разные стороны. Краут знает о кастрюлях больше, чем те, кто их собирал. И, как оказалось, он очень хорошо умеет прятаться. Доувер, ты слышишь меня?
– Слышу. Продолжай.
– У тебя есть примерно двадцать минут, чтобы взлететь. Я предполагаю, что подготовку кострюля уже прошла. На мелкие недоработки нужно плюнуть. Взлетать нужно сейчас. Кларетт, Ридси, Грейви, и ты. Прием. Прием! Доувер? Прием!
– А ты?
– А я опоздал. У меня не хватит времени догнать Краута. Я остаюсь до следующей кастрюли.
– Дубстер, ты…
– Имей в виду, Доувер, что координаты РПК – у одного из твоих пассажиров. Не скажу, у какого именно.
Пауза.
– Прием?
– Ты врешь, Дубстер.
– Я не вру, но дело твое, верить или нет. Один из твоих пассажиров помнит координаты наизусть. Не теряй времени, Доувер. Восемнадцать минут.
– Дубстер, мне все это не нравится!
– Один Миссиссиппи, два Миссиссиппи, три Миссиссиппи…
– Держи связь.
– Нет, – сказал Дубстер. – Мне не интересно. Счастливой охоты. Арбалеты в кладовой, сеть в мешке.
***
Ослепительная вспышка. Краут, остановившись в двухстах метрах от кастрюли, зажмурился. Задрожала под ногами мерзлая поверхность естественного спутника. Дыхание у Краута перехватило. Сперва медленно, затем непрерывно ускоряясь, кастрюля отделилась от поверхности и стала подниматься в черное звездное небо. На мгновение в пламени запестрели краски, которых Краут не видел больше года – все цвета радуги вместе. Затем оранжевый и белый стали доминировать, после чего кастрюля быстро превратилась в сверкающую точку. Краут выронил стек, и он мягко упал у его ног.
Они будут жить. Может и не очень долго – Пространство и Ганимед гарантируют неприятные последствия всем. Но – они будут жить, думал Краут, а я остался здесь. Один.
Я не собирался возвращаться на станцию. Я думал, что погибну вместе с кастрюлей. У меня был план, и я не предусмотрел провала, не просчитал, не придумал запасного плана. Как же так. Ведь всегда у меня в жизни все шло по плану, даже провалы. Я ввязался в первую крупную авантюру, трезво предполагая, что меня могут посадить, и подстраховался на этот случай. И когда ждал, что упадет моя пирамида – рассчитывал. И в тутумнике все рассчитывал, включая самое худшее. Я ведь ни разу в жизни до этого момента не имел дела с непредвиденными обстоятельствами. Вообще. Со мной ничего непредвиденного никогда не случается. Я так устроен. Это что же – Прямое Вмешательство? Чтобы показать мне, как я ничтожен?
Он повернулся всем телом по направлению к станции. В голове тут же возникло несколько планов, но в каждом случае элемент непредсказуемости был слишком велик, чтобы успокоиться. Можно попытаться выжить. В одиночку. На станции. Подождать, пока приземлиться следующая кастрюля. Шесть месяцев. Еще можно попытаться выйти на связь – с кем? С американцами. С русскими. Ну и выйду, ну и что же? Они спасательную экспедицию, что ли, за мной пошлют? Восемьсот километров на кролерах? Как же. Самому их искать? Глупо. Никаких батарей для обогрева и давления не хватит на восемьсот километров. Дубстер вернулся еле живой из куда более короткого путешествия.
Вспомнив о Дубстере, Краут поморщился. Труп придется вынимать из шамбра, вытаскивать, тащить на кастрюлю, которую я вывел из строя, присоединять к остальным. И что делать с трупом Дженни?
Что-то мелькнуло справа, какой-то предмет. Краут усилил свет в нашлемном прожекторе. В десяти метрах от него стоял и таращился, прямо на него, небольших размеров багайд. Краут задержал дыхание и застыл. Потом вспомнил, что дыхания его снаружи не видно, не слышно. Вдохнул. Багайд двинулся к нему на малой скорости. Остановился в трех метрах. Краут продолжал стоять.