– Все записано, – сказал Муравьев, листая дело в папке. – Отдельно почему-то упомянута Анита Чайковская, а потом зачеркнута. Две встречи, три звонка – и все зачеркнули.
– К Чайковской ехать не нужно.
– Почему ж, Валентин Ираклиевич?
– Ничего толкового не скажет.
– Да? Хмм … А вдруг пропавшая все это время живет у Чайковской?
– Не того полета она птица, Муравьев, чтобы Чайковская ее к себе жить пустила. Не будь наивным. Ну, встретились пару раз, ну, свела ее Чайковская в какое-нибудь кафе или кабаре, а потом ей надоело. А вот в Авдеевку я бы на твоем месте заглянул. Ельники часто знают много интересного, и пропавшая дважды участвовала в благотворительной кампании, с фургонами и раздачей бесплатных блюд, именно в Авдеевке.
– В Авдеевке «Мечта» проводит испытания нового катализатора.
– Что?
– Катализатор. «Мечта» владеет Комбинатом, а Комбинат испытывает катализатор.
– Я тебе, Муравьев, добра желаю, поэтому и объясняю, куда нужно съездить, а то ты все перепутаешь и сделаешь не так. Все твои удачные дела в прошлом, и удачные они были в прямом смысле – тебе везло. Теперь – не то. Любое дело завалишь, поэтому я тебе и даю эту пропащую, Проханову, Елизавету.
– Не понял, – сказал Муравьев, хотя, конечно же, все понимал.
– Безнадежно, – объяснил Багратион, и вздохнул. – Дней пять тебе можно выцарапать в бюджете, и ничего у тебя не выйдет, и закроем. Не расстраивайся – ни у кого бы не вышло, поэтому я и не хочу подставлять умелых, а тебе, Муравьев, все равно. С этим судом завтрашним скандальным голова кругом идет – все возбудились, и мы, и кирасиры, и может даже иностранные блюстители! Репортеры слетелись со всего света, а законники вообще решили в Москве конгресс себе устроить! Сняли себе конференц-зал в «Симоне», друг перед другом павлинят, представляешь? Морока одна с ними.
– Законники, Валентин Ираклиевич?
– Представь себе, Муравьев! Само собой адвокаты, но также и судьи, и прокуроры, и их помощники – кого только нет, из всех стран! Немцы, американцы, французы, японцы! Наших тоже много, конечно.
– Вы не находите, полковник, что совпадение странное?
– Где ж тут совпадение, Муравьев? Не фантазируй напрасно.
– Судят двоих из девяти членов совета директоров «Мечты», и третий, Лопухин, проходит как свидетель, потому что договорился со следствием. Судят за хищения, взятки, и прочая, и прочая.
– Ну и что?
– А Проханова работает именно в «Мечте».
– Допустим. Что из этого следует?
– И вдруг за три дня до суда она пропадает.
– Ты это к чему, Муравьев?
– Пропавшей занимается розыск, то есть мы, это понятно. Но к розызку неофициально приставляется кирасир женского полу под каким-то совершенно, пустяки, дурацким предлогом.
– Может и не совпадение. Ишь ты, сообразил.
– А что тут соображать?
– Действительно, Муравьев, банально, все догадались давно, я сразу подумал, что это не совпадение, что неспроста к нам кирасиршу присылают. Но язык ты все-таки попридержи.
– Пустяки, – сказал Муравьев. – А давайте начистоту, полковник.
Багратион посмотрел на него недовольно, посерьезнел, и сказал:
– Хорошо. Вот тебе начистоту. Завалишь это дело – и будет повод тебя уволить.
– Уволить?
– Да, Муравьев.
Багратион встал, заложил руки в карманы, и стал ходить возле стола. Сказал:
– Извини уж, брат, так получилось. Это не моя личная инициатива, это сверху идёт. Попросили назначить именно тебя. Ты не сильно виноват, не все ж рождаются со способностями к сыскному делу. Работу ты не найдешь, частным детективом в Москве тебе не быть с такой репутацией. Но если махнешь куда-нибудь, в какой-нибудь мхом поросший Дальнесибирск-на-кочках, там люди другие, отморозков много, может и найдешь себе что-нибудь, будешь участковым. Вот так обстоят дела, Муравьев, если честно.
Немного подумав, Муравьев сказал:
– А если я ее найду?
– Кого?
– Проханову.
Багратион усмехнулся.
– Найди, найди. А я устал тебя прикрывать.
– Вы меня никогда и не прикрывали.
– Ты проверял? Благодарный ты мой. Вон кирасирша наша идет. Пиночет. Вон, видишь?
Муравьев снова посмотрел на стеклянную дверь, а Багратион продолжил:
– Плавненько идет. Бравурна в степени немалой, кирасиры правду сказали. Ты ей не груби, Муравьев, она, хоть и сосланная к нам, а все-таки из них. Еще припомнит впоследствии. У кирасиров память знаешь какая? Веками помнят, суки.
Кирасирша Пиночет вошла в кабинет бодрым шагом, от души распахнув дверь настежь. Ростом она была с Муравьева, мужского среднего, плечи имела широкие, волосы черные, не короткие, но и не до плеч, возможно нарочито подкрашенные, глаза карие, подбородок тяжелый. На ней был наряд в манере ретро: свитер, облегающие прочные темно-синие брюки, внушительные альпинистские клоги на толстой шнуровке с толстыми подошвами, и кожаная куртка средней потертости – явно молодежный комплект, не сочетающийся с ее возрастом: на вид ей было к тридцати. Небольшая походно-прогулочная кожаная сумка, ремень на плече.
– Вот, позвольте представить … – начал было полковник, желая выглядеть учтивым.
– Не нужно, – объявила Пиночет хрипловатым дымчатым меццо. – Я и так знаю, а ему знать не положено, да и зачем.
Муравьев поразглядывал ее некоторое время, а затем сказал:
– Меня Виктор Игоревич зовут.
– Я знаю, капитан. Вы мне верьте.
Сказано было слегка ироничноo, возможно по привычке.
Муравьев кивнул и спросил сухим официальным тоном: