Целых полчаса он говорил. А Кларетт не перебивала. Рука ее очень естественным образом легла Дубстеру на плечо где-то к середине рассказа.
– Сегодня или завтра – не важно, – говорил Дубстер. – Ты просто запомни и действуй по обстоятельствам. Все время. От начала до конца. И никому, слышишь, никому не говори про координаты. Сядете на Земле – тогда и будешь … Иначе всем будет плохо.
Лицо Кларетт оставалось спокойным. А рука ее лежала у Дубстера на плече. И что-то было в этой руке на плече уютное, хорошее.
– Сам Краут погиб? – спросила она.
Лучше бы не спрашивала. А то ведь это совсем другая история, а ей сейчас нужно думать о координатах, не так ли.
– Возможно, – ответил Дубстер. – Арку закоротил, а там напряжение – сама знаешь.
Вечно бабы говорят не о том. Отвлекаются. Выбиваются из общей гармонии диалога. Ей велено усваивать, а она о Крауте беспокоится. Краут – погиб он или выжил, не все ли равно сейчас. И откуда мне знать, что с ним. А она тут…
– Мыслями соберись, – велел он строго.
И Кларетт снова послушалась. Не зря он именно с ней был в каспе, не зря.
***
Некоторе время он молчал, наблюдая по выражению лица Кларетт, как усваивается мыслительными ее механизмами полученная информация.
– Таким образом, – сказал он, – координаты, которые нужны подонкам на Земле, будешь знать только ты.
– И ты, – подсказала она. – Я и ты.
– Да, пожалуй, – согласился Дубстер. – Да, вот что … Не знаю … Перепутаешь, не так запомнишь! Нужно их, координаты, написать на чем-нибудь, но так, чтобы никто не нашел. У тебя есть несмываемое стило?
Обрадовавшись, что может поучаствовать в действии, Кларетт сунулась к ящику возле топчана.
– Вот.
– На чем бы?
– На трусах.
– Забавно, но не пойдет, – сказал Дубстер.
– Почему?
– Во-первых, ты же не будешь носить одни и те же трусы следующие восемь месяцев.
– Могу.
– Развалятся. Даже если будешь их стирать не каждый день, а раз в три дня или раз в неделю или раз в месяц.
– Не развалятся. Очень прочные.
– Сколько у тебя пар?
– Восемь.
Дубстер помедлил.
– Ладно, – сказал. – Доставай все.
***
Выбравшись из ремонтируемой кастрюли, Доувер некоторое время просто стоял, глядя на серп Юпитера и солнечный диск справа от него, стараясь сфокусировать мысли на главном. Он совершил ошибку, недооценив Дубстера. Он правильно рассчитал, что Дубстер не впадет в апатию по прибытии на Ганимед. Но он не предвидел, что Дубстер останется собой настолько, чтобы пойти на такое – сговориться с Краутом и устроить диверсию. Вместо того, чтобы ехать и искать регион повышенной концентрации, Дубстер, упрямый, тупой, недальновидный, решил по обыкновению поиграть с властями в кошки-мышки.
Репьи – те же дети. Человек становится преступником просто потому, что окончательно не повзрослел. Дети играют в солдатиков, кораблекрушения, самолетокрушения, нападения на банки и государства, не задумываясь, не проникаясь сочувствием к тем, кто может от их игр пострадать. И все ничего, пока солдатики игрушечные, корабли пластмассовые, а ценности из мультфильмов. Но вот дети вырастают, становятся сильнее, умнее, приобретают настоящую власть над ситуациями. Некоторые из трусости, а иные действительно из сострадания остерегаются переносить детские игры во взрослую жизнь. Репьи остаются детьми. И продолжают жить, руководствуясь правилами детских игр. Погибли восемь человек – а Дубстеру и Крауту хоть восемь тысяч, им все равно. Если не починим неудачно приземлившуюся развалюху – останемся здесь все, на веки вечные, поскольку следующая кастрюля прибудет только через шесть месяцев, и прибывшие найдут только трупы – а Дубстеру и Крауту нет до этого никакого дела, они не думают о том, что будет, а получают удовлетворение от сделанного сейчас.
Доувер забрался в седло кролера и поехал – не к станции, а к безнадежно поврежденной кастрюле, на которой прибыл сюда с Земли. И добрался до нее за полчаса.
Он забрался во входной шамбр через заклинивший люк и усилил свет в фонаре на шлеме. Целые сутки он откладывал этот момент. Долг капитана – проверить, зафиксировать, составить рапорт. О повреждениях. О погибших. Обо всем.
Первый обледенелый труп, на который он наткнулся, оказался трупом Бонни Гарр. Статная мулатка, не очень красивая. Непреднамеренное убийство в драке возле ночного клуба. Следующим был Охуру Док, кража со взломом, убийство. В закутке у вертелки – Роуэна Килима, симпатичная, небольшого роста, отравительница, и Майкл Уамбоси, налетчик, убийство полицейского. В самом кокпите – Тиффани Жаклин, задушившая ночью мать и отчима, и Клайв ван Рин, наркодилер. Наконец в душевой – Зиниа Манна, глотальщица. В некой стране закупается партия порошка. Порошок зашивается в резиновые контейнеры, величиной с половину сосиски. Контейнеры проглатываются глотальщиком. Затем глотальщих садится в самолет, прибывает в страну назначения, проходит таможню, после чего он принимает слабительное, высирает контейнеры, и получает десять тысяч. Если ловят – дают до двадцати лет в тутумнике, при полном согласии общества.
Экипаж мой недолюбливал станцию, блекло подумал Доувер. Все торчали здесь, только Дубстер … Дубстер…
***
– Теперь так, – сказал Дубстер, отпуская резинку восьмой пары трусов. Координаты, написанные на резинке, спрятались. – Собирайся и иди в кастрюлю. И больше оттуда не выходи. Я тоже скоро туда приду … наверное.