– А может не нужно звонить? – спросила Пиночет задумчиво. – Может, сразу ее по голове? Все равно мы здесь не останемся.
Связанная очень удивилась ее словам, и сказала:
– Ты чего, Пиночет? Ты совсем страх потеряла? Ты знаешь, что тебе за это будет?
– Хуже, чем было бы, если бы вы меня здесь прикончили?
– Нужна ты нам! Нас послали … знаешь, зачем.
– Взять Чайковскую под контроль.
– Ну ты даешь, Пиночет! Это вообще государственная измена!
– Международная. Мозг не щёки, в пудре не нуждаются, – отрезала Пиночет. – Звони, сука.
И она крутанула ухо гостьи, и гостья зажмурилась, обнажила зубы и десны, и издала носом и горлом звук, похожий на тот, который издает певец, «давая петуха». И сказала, жмурясь:
– Я пОняла, пОняла! Перестань!
– ПОняла – неправильно. Надо говорить понЯла.
И Пиночет еще раз крутанула ухо гостьи, чтобы гостье стало больнее и страшнее, и гостье было страшно и больно.
– Капитан, дайте мне нож, – сказала Пиночет.
– Подонок, – сказала сквозь зубы, боясь, гостья.
Муравьев взял нож, которым давеча освобождал Пиночет от уз или пут (уз или пут?) и протянул хозяйке.
Из нагрудного кармана куртки гостьи Пиночет выхватила связь, поиграла кнопками, нашла нужный номер. Острие кухонного ножа она вставила без нажима в ухо гостье, а трубку приложила к другому уху. И предупредила, многозначительно поводя бровями:
– Натуральным голосом. А то смотри мне.
В динамике раздался мужской голос.
– Да.
Связанная сказала в микрофон:
– Шеф, все нормально. Пакет оформлен, котик. Какие будут указания?
Из динамика спросили (Пиночет и Муравьев услышали):
– Потери по пути были?
– Нет.
– Что с протестанткой нашей?
– Сама невинность. Но прикреплена к кроватке и делает баиньки.
– Доставь пакет к нам. Не суетитесь.
Пиночет очень слегка повернула нож. Разыгрывая удивление, гостья сказала:
– Мы не суетимся, котик. С чего ты взял? Будем минут через двадцать. Ну, пока.
На другом конце сказали:
– Ждем, – и отключились.
– Ее возьмем с собой, – предложил Муравьев. – И одного из поверженных.
Пиночет мотнула головой.
– Нет.
– Если возьмем, через полчаса сюда приедут, никого не обнаружат, и решат, что задержка произошла в дороге, а не здесь.
– Это верно. И все равно – нет.
– Почему?
Пиночет вздохнула.
– Нельзя. Одевайтесь, капитан. Пойдем отсюда. Какая хорошая квартира была, как жалко. – Она посмотрела на поверженных и добавила с чувством: – Суки.
– Да, – согласился Муравьев.
– Как у вас получилось так быстро очухаться? Меня эти бляди приводили в чувство нашатырем и еще какой-то гадостью.
Муравьев засмеялся и сказал:
– Скряги в вашей конторе сидят, сударыня, неприкаянные скряги. На Сам-Друг не расщедрились, травят людей Машенькой.
– Ну, да…
Наставительным тоном Муравьев сообщил:
– Машенька, конечно же, в пять раз дешевле, и это помимо того, что Сам-Друг запрещен в половине цивилизованных стран. Но Машеньку изобрели на юге, под пиниями и пальмами, где грязь не примерзает к стенам и кафелю, дожди теплые, а на полях растут персики и оливки. И чтобы прибраться и помыть помещение, не нужно расходовать тонны хлорки. Вы, судя по всему, произвели генеральную уборку в ванной недавно.
– Э…
– Произвели. Машенька нейтрализуется хлором запросто.
– Разве?
– Как видите.
– Откуда вы все это знаете?
– Прочел в журнале. Помимо этого у меня есть привычка, когда я мою голову, задерживать дыхание. Пока не намылю дважды и не смою дважды. Так что повезло и мне, и вам. Будь у вашей конторы в употреблении Сам-Друг, дело бы пошло в совершенно иной дирекции. Вы уверены, что не нужно брать этих с собой?
– Уверена.
– Как скажете. Оденьтесь, что ли, и я тоже оденусь.
Они оделись. Муравьев покопался в сумке спортивного типа, принадлежащей одному из гостей, и выволок оттуда два агрегата, похожих на велосипедные насосы. На одном мигал красный огонёк, на другом зеленый. Он показал агрегаты Пиночету.
– Зеленый, – сказала она.
Гостью подняли на ноги и приставили к стене. Она попыталась протестовать, и Пиночет свалила ее ударом в глаз. Затем гостью еще раз подняли и, мычащую и жмурящуюся, снова приставили к стене, после чего Пиночет и Муравьев надели противогазы. Пиночет сняла предохранитель и надавила кнопку. Зеленый огонек замигал, и агрегат выплюнул в воздух квартиры порцию Машеньки. Стоящая у стены гостья качнулась, присела, и завалилась на бок. Двое ее подручных не шевельнулись. Выждав предписываемые девяносто секунд, Муравьев поднял указательный палец, снял противогаз, и бросил его на пол рядом с одним из незваных гостей. Пиночет последовала его примеру.
В соседней, лёниной, квартире никого не оказалось.
Муравьев глянул на Пиночета и вопросительно поднял брови, и в глазах у него мелькнуло самое настоящее беспокойство. Пиночет, снова в обтягивающих брюках, куртке, и альпинистских клогах, приложила палец к губам и повела глазами по периметру комнаты, давая понять, что неизвестно – стоят жучки или нет, может и стоят, и может быть даже кто-то где-то в данный момент прослушивает квартиру. Муравьев зло поглядел на нее. Если прослушивают – то зачем же им было вообще лезть к Пиночету? Чайковская здесь. Прячется. Вернее, Лёня ее прячет. Пиночет сделала ему знак следовать за ней. Они прошли на кухню.
– Муравьев, – сказала Пиночет очень тихо. – Чайковская ничего не знает. Она уверена, что ночь проходит спокойно.