Полезный Груз - Страница 92

– Да, жил, – с вызовом сказал Лопухин. – И это вы тоже знаете! И знаете, что я там стажировался! Я этого никогда не скрывал! Что вам от меня нужно?

– И как проходила стажировка? – спросил Муравьев, снова опуская глаза в блокнот.

– Нормально проходила.

– А подробнее?

– Обычное дело. Рук не хватало. Гуманитарная помощь – все знают, что это такое. Когда есть куча народу и никто не может платить, медикаменты ограничены, оборудование ограничено, а ты единственный врач на десятки тысяч черномазых кретинов, и особенно кретинок, погрязших в триппере.

– Вспоминаете теперь, как страшный сон, не так ли.

– Нет.

– Нет?

– Нормально. Предотвращал инфекции, принимал роды, лечил запущенное – всякое было. Работал.

– А потом вернулись в Москву.

– Да.

Пиночет подсказала:

– И открыли собственную практику.

– Да.

– И дела шли нехудо, но вам захотелось большего, – сказал Муравьев, рисуя завитушку в блокноте.

– Лицензию у меня отобрали.

– Что, правда, что ли?

– Да.

– Зачем же?

– Что – «зачем»?

– Лицензию отобрали – за что?

– Ни за что. Ни за что отобрали.

Муравьев поднял на него глаза.

– Просто так лицензии не отбирают, господин Лопухин.

– Никакого законного права у них не было. И вы это тоже знаете!

– Нет, не знаем, – Муравьев снова поднял глаза от блокнота. – Как раз об этом – ничего. Знаем, что отобрали, а за что? Было это давно, проектом руководил лично царь Горох. Мы не присутствовали.

Лопухин досадливо покачал большой крепкой головой с гладкими седыми волосами.

– Кому ты это говоришь!

– Вам, господин Лопухин.

– Зачем врать!

– Господин Лопухин, сами посудите. Тридцать лет назад – я под стол путешествовал не нагибаясь, а коллеги моей вообще на свете не было.

– Какая разница? Все задокументировано.

– Это означает всего лишь, что мы с моей коллегой недостаточно тщательно изучили документы. Так за что же вас все-таки лишили лицензии, господин Лопухин?

– За что…

Лопухин подумал, потом попытался опасливо повернуть голову в сторону Пиночет, но она прикоснулась краем альпийского клога к его спине и предупредила:

– Не извольте оборачиваться. Рассказывайте.

– Убери ногу с моей спины, – потребовал Лопухин.

– Распоряжаемся здесь мы, дедушка. Давайте, рассказывайте.

Лопухин еще подумал, и сказал:

– А ведь расскажу пожалуй!

– Мы этого и ждем! – заверил его Муравьев.

Лопухин еще помедлил, и сообщил:

– Было это вечером. Да. Вечером. Клинику заперли, а я остался. Я часто интересовался всякими новинками, проверял старое, изучал истории болезней. Не только по своей специальности, а вообще.

– Продолжайте.

Лопухин продолжил. Время от времени Муравьев делал пометки в блокноте.

К подающему надежды медику пришли трое – неожиданный ночной визит: один мулат, одна негритянка, и одна белая, все трое приезжие, все вооружены – цветные обрезами, белая пистолетом.

Они сразу заговорили с ним на африкаанс. Это означало, что они его знали.

Он их не помнил; во время стажировки в Южноафриканской Республике у него были тысячи пациентов, всех не упомнишь.

Ему велели никуда не звонить, ничего не приносить, а прямо в кабинете осмотреть белую и сказать, что с ней. К возражениям они отнеслись недоброжелательно…

Муравьев попросил уточнить.

Лопухин объяснил коротко:

– Руки стали распускать.

Муравьев представил себе трагикомичную сцену – негритянка запрыгивает на письменный стол, сидит, болтает ногами, на коленях обрез. Мулат коротко, без лишних эмоций, хуячит Лопухина левым хуком, и Лопухин заваливается на сторону в своем кресле, после чего мулат хватает его за шиворот и приставляет дуло обреза к глазу ухуяченного, и обещает вышибить ему мозги при вторичной попытке возразить. Белая передает свой пистолет негритянке. Лопухин говорит, что нет больничных халатов, на что все трое заверяют его, что они не стеснительны, люди привычные. Белая раздевается и распределяет конечности по крановым креплениям гинекологического кресла.

– Такая небольшого роста, с тяжелой жопой. Волосы черные, глаза колючие … нос на клюв похож … щербинка … ноги красивые, правда … Вынул я…

Вынул он инструмент, вооружился фонариком, обмазал трубку с объективом медицинским гелем, и осмотрел пациентку.

– На третьем месяце она была.

Он ей так и сказал – на третьем месяце вы.

На это пациентка возразила, что это невозможно. Вообще невозможно. Что последний раз половые сношения были у нее семь месяцев назад. Последовало несколько шуток со стороны мулата – с кем, кстати говоря, у нее и были упомянутые отношения. Потом негритянка вмешалась, предположив, что пациентка с тех пор по пьяни с кем-нибудь перепихнулась, на что белая возразила, что не пила ни капли эти самые семь месяцев.

Лопухин сказал ей, что ежели ей так хочется, можно включить ультразвук. Удостоверились, что это именно ультразвук, а не секретная связь с полицией. Включили. Он показал ей плод. Она притихла.

После этого она оделась, и ее место заняла негритянка. Эта тоже оказалась беременной, но в отличие от белой глупостей не говорила, и кто отец знала совершенно точно – мулат как раз и был отец. Все снимки они забрали с собой, все инструменты тоже.

А через несколько месяцев прямо к Лопухину на дом явились вдвоем негритянка и белая, причем у негритянки было пулевое ранение и грудной ребенок на руках, но при этом именно белая едва держалась на ногах, и несла перед собой огромное пузо.