Пиночет попробовала открыть дверь ванной, и дверь легко поддалась. Муравьев не успел ни остановить ее, ни даже возразить – мол, зачем же, моется человек, душ – интимное занятие! Послышалась возня – похоже на многое, в том числе и на игривые объятия любовников, к тому ж Пиночет издала звук, напоминающий те, какие некоторые женщины издают горлом при соитии. После чего она выволокла из ванной обнаженную даму лет пятидесяти, полную, с тяжело качающимися грудями, мокрую, и без сознания.
Хлороформ, понял Муравьев. Глубь веков, но действует безотказно, и шприцы никакие не нужно с собой носить.
Освещенная светом из ванной комнаты, Пиночет кивнула Муравьеву. Капитан взял обнаженную за толстые м0крые икры. Пиночет, хорошо ориентируясь в сумеречном пространстве квартиры, почти сразу нашла спальню и распахнула дверь. Солнечный свет устремился в коридор.
Они водрузили даму на большую удобную кровать со свежими простынями. Пиночет старательно подложила даме под голову подушку и прикрыла ее уютно скандинавским одеялом. Переместившись к окну, она посмотрела в широкую щель между занавесями. И кивком пригласила Муравьева присоединиться к ней.
Он осторожно посмотрел в ту же щель. За окном располагался двор – не колодец, просторнее – внизу стояли, рядком припаркованные, несколько нашответов, а между ними прохаживался парень в официальном костюме – пятый охранник.
– И что же теперь? – спросил Муравьев.
– Подождем, пока тот на лестнице уйдет вниз.
– А если не уйдет?
– А что ему еще делать? Мы показали, что мы свои, живем здесь. Мало ли, сколько мы можем тут в квартире проторчать.
– А если все-таки останется?
– Выйдем, я с сумочкой, и я его выключу.
– Его хватятся.
– Не сразу. И скорее всего до этого не дойдет.
– Где ваша сумка, кстати говоря?
– Под курткой. Вот.
– Ишь какая плоская.
– У меня там только разных видов яды и турецкий кинжал.
– Кинжал?
– Я им консервы открываю.
– Зачем вы меня по щеке хлопнули давеча?
– Вы заслужили.
– Неправда. Я вжился в роль, только и всего.
– У вас стоял член.
– Это от восхищения. Чем вы открыли квартиру? У вас есть ключ?
– Отмычкой.
– Я видел связку.
– Отмычка на связке висит. Любите вы задавать вопросы, капитан.
– Иногда … А это кто такая? – спросил Муравьев, указывая на даму в постели.
– Не знаю, но скорее всего Валерия Дашкова, руководитель Театра на Таганке.
Муравьев пригляделся.
– Действительно, – сказал он задумчиво. – Что-то я про нее слышал. Или читал. Ну и методы у кирасиров.
– Гуманнее, чем у мусоров, – парировала Пиночет. – Ваш брат бы ее сразу по голове, или пистолет в морду.
– А она вас не запомнила?
– Очнется – решит, что ей все приснилось. Капитан, мы идем или нет? У нас в этом здании дело есть, напоминаю.
– Идем, конечно.
– Сейчас снова сыграем сцену.
– Да.
– Это вы хорошо придумали.
– Благодарю.
– Будем хихикать и глупо шутить, выходя.
– Будем.
– Только прошу вас на этот раз не лезьте мне рукой в пах, и жопу не поглаживайте настойчиво, иначе я вам шею сверну, понятно?
– Виноват, сударыня.
Она пошла к входной двери, и Муравьев последовал за ней. Сделав невинное лицо, Пиночет открыла дверь и высунулась наружу. На лестнице никого не было видно. Муравьев вышел следом. Что-то она сотворила опять с дверью, прикрыв ее плотно – и беззвучно.
Бесшумными мягкими прыжками, как кошка, взбирающаяся туда, где, по её понятиям, её должны накормить и приласкать, Пиночет взлетела по лестнице на следующий этаж. Муравьев, стараясь ступать бесшумно, последовал за нею, держась подальше от перил, чтобы ни снизу, ни сверху, не было заметно. На следующем этаже из кармана в руку Пиночету сама собой выскочила та самая связка ключей, и отмычка уже въехала было в замок, когда Пиночет пришло в голову просто попробовать повернуть ручку. Дверь оказалась не заперта.
Она беззвучно скользнула внутрь, и Муравьев постарался скользнуть за ней, также беззвучно, и вроде бы у него получилось. В залитой светом пустой гостиной, напоминавшей репетиционный зал – с зеркалами и балетным станком – не было не души. Когда Пиночет, пройдя гостиную по диагонали, пинком распахнула дверь в спальню, в руке у нее наличествовал пистолет.
Кирасирские страсти.
Войдя за нею следом, Муравьев по достоинству оценил сцену:
Полдень.
Нежащаяся в постели, хотя ей с утра положено упражняться, танцовщица с лошадиным лицом – отличительная особенность всех балерин мира.
Присевший рядом с ней, вступающий в пожилой возраст, плотный кряжистый мужчина в брюках и рубашке, с лицом широким, красноватого оттенка, со стаканом скотча в руке.
И деятельная Пиночет, стремительным шагом идущая к ним, плавно поднимающая руку с пистолетом, и обращающаяся к балерине с такими словами:
– Вот только заори мне тут, блядь такая.
Кряжистый повернулся всем торсом к Пиночету, умудрившись не расплескать скотч.
Муравьев посмотрел направо и налево, на всякий случай – нет, в спальне никого больше не было.
Кряжистый спросил ровным голосом:
– Вы кто такие? Что вам нужно?
Пиночет обошла кровать, схватила балерину за торчащую из-под одеяла ногу, выволокла ее целиком на свет, и продолжала тащить, пока балерина не оказалась на полу. Балерина собралась было заголосить, но Пиночет сказала:
– Захлопни хайло.
…и погрозила пистолетом, и балерина умолкла.
Пиночет вскочила на постель, сказала собравшемуся было встать кряжистому: