Полезный Груз - Страница 88

– Не упрямьтесь, капитан. Времени нет. Вы, небось, считаете нашу контору зловещей. Как все либералы.

– Я не либерал. Но контора зловещая.

– Ну вот. Так почему ж не позволить зловещей конторе сделать хоть одно доброе дело? Мы ищем пропавшую женщину, ни в чем ровно не виноватую – помните? Дело благородное. Требуется реквизит. Да пойдемте же.

Они пошли в бутик.

В бутике их встретили не очень радушно. А Пиночет-то права оказывается, подумал Муравьев. Как глянули на мой плащ, так и поняли, что я за таннер. Или татчер. Пришел с девушкой богемного вида – и мы явно не пара. Явно. Вот и невзлюбили нас, думают, что мы вовсе не покупать пришли, а только лапать да спрашивать. О том, например, сколько хозяин магазина налогов недоплатил в прошлом году.

Пиночет спросила:

– У вас есть какие-то предпочтения?

Муравьев поразмыслил.

– Ваша контора точно мне это оплатит?

– Мне, а не вам, капитан. У вас ведь и кредитки нет действующей.

– Зачем же. Есть.

– Ну, значит потолок низкий. Здесь каждая вещь – три ваших месячных жалования.

– Откуда вам знать, какое у меня жалование.

– Досье читала.

– А может я взятки беру.

– Написано было бы в досье.

– Наркотиками приторговываю. Впрочем, и об этом бы написали. Ладно.

– Так есть у вас предпочтения или нет?

– Знаете что, Пиночет? Давайте я положусь в этом на вас. Что порекомендуете?

Она критически его оглядела, будто в первый раз, и уверенно пошла к одному из стендов, сопровождаемая продавщицей. Пощупав покрой, она глазами указала Муравьеву на нечто.

Муравьев снял осеннее пальто со стенда. Оно казалось просторным, добротным, и при этом почти ничего не весило. Муравьев попросил продавщицу подержать пальто, скинул плащ, распрямил плечи, и примерил потенциальную обновку. Пальто пришлось ему в пору, и выглядело невероятно роскошно. Муравьев поворачивался перед зеркалом и так, и эдак, и напоминал самому себе какого-то романтического гангстера из старых французских фильмов, и в то же время какого-то знаменитого на весь мир актера.

– Пробор уберите, – посоветовала Пиночет.

Муравьев не сразу понял, что она имеет в виду. А когда понял, идея ему понравилась, и он растрепал волосы, помотал головой, и лоб его закрылся челкой.

– Вот теперь то, что нужно, – одобрила Пиночет.

Из зеркала смотрел на Муравьева среднего возраста работник культуры и искусства, может быть театральный режиссер, а может быть лектор, симпатичный, чуть усталый, насмешливый, любитель вина и женского общества. Не было в его облике ничего, коррелирующего с жестокими нравами преступного мира, межпланетным авантюризмом, или, скажем, работой в сыске.

А плащ пришлось оставить в бутике, равно как и старые ботинки. Новые ботинки оказались даже лучше старых – деловые по форме, спортивные по структуре.

На Малой Бронной действительно наличествовала скамейка, и на ней действительно заседала какая-то старая ведьма, по всей вероятности та самая баба Света.

– Возьмите меня за талию, – велела Пиночет.

Муравьев послушался.

– Рассказывайте что-нибудь.

Когда они проходили мимо старухи, Муравьев говорил:

– А вода на ямайских пляжах круглый год – как в ванне. Заходишь – и никакой разницы с воздухом, такое же мягкое тепло, очень приятно. Даже в дождь приятно, и сам дождь теплый. И, представляешь, торговцы сувенирами и даже наркотиками стоят целый день по пояс в воде, а вместо прилавков у них надувные лодки. Туристы по большей части немцы и американцы. А какие там закаты! Вообще закаты на Карибах – это что-то! Но на Ямайке дополнительный шарм. И рифы в двух километрах от берега – поэтому волн почти не бывает, вода все время спокойная.

Старуха изучила их внимательно, поджала губы, и ничего не сказала. Впрочем, все это Муравьев увидел лишь боковым зрением и не был уверен, действительно ли то, что оно, боковое зрение, ему показало, было правдой.

Вестибюль дома любовницы Лопухина выдержан был в строго неоклассическом стиле, напоминавшем «Мечту». Чистый, не очень большой, с зеркалами, люстрой, и мраморной лестницей справа, возле которой поблескивала отделанная под бронзу дверь лифта. Под зеркалами располагались комоды из благородных пород деревьев, а на комодах тихо светили лампы под плюшевыми абажурами. Два полукруглых алькова справа и слева дополняли антураж. Чувство гражданской ответственности по отношению к энергетическим ресурсам развито было в этом здании развито слабо: натоплено было до духоты.

Парадная дверь уже закрывалась за ними, когда Муравьев, оглянувшись, зафиксировал взглядом поворачивающий на Малую Бронную черный лимузин.

– Мы слегка опоздали, – сказал он. – А может, он приехал раньше.

Пиночет обернулась к нему.

– Что будем делать? Уходить? – спросила она. – Или рискнуть?

Ох уж эти кирасиры, подумал Муравьев. Планы составляют сами, никому не доверяют, а ответственность всегда сумеют переложить на других. Он спросил:

– На каком этаже она живет?

– На втором.

Муравьев прикинул возможные сценарии развития событий.

– Можем изобразить слегка выпившую влюбленную пару, и пусть они пройдут мимо и успокоят себе нервы.

Пиночет посмотрела на него иронически, но и не без интереса. Муравьев быстро проиграл в голове сцену. Она – дочь богатого или высокопоставленного лица, живет в доме, напичканном полубогемным бомондом, проявляет интерес, ходит на курсы артистические; а он – режиссер, обещавший ей большую роль в солидной постановке. Стоят в алькове, милуются. Охрана вряд ли останется в вестибюле – душно. Проверят лестницу, квартиру, верхний этаж, и выйдут на улицу. Милующихся уйти не попросят: девушка официально живет в доме, а указывать жильцу такого дома они не посмеют.