Полезный Груз - Страница 86

К оглавлению

– Вон из тех кустов.

– А зачем?

– Ну, зачем …Жалко ее.

– Жалко? Почему жалко?

Охранник Лёша помялся, и сказал:

– Она меня на работу устроила в «Мечту». По просьбе двоюродной сестры.

– Чьей, ее или твоей?

– Моей.

– Ну, хорошо. Допустим, ты следил. И что же ты увидел?

– Почти всё.

Пиночет повернулась к Марианне.

– Ныряй, подруга. Ищем труп с железякой на шее, недалеко от берега.

– Вы, ребята, страшные люди, – сказала дородная Марианна, нахлобучивая облегающий резиновый шлем. – После таких ныряний я неделю не усну и так растолстею, что меня в троллейбус не пустят. Ёбаная речка и так из берегов выходит, когда я в нее втемяшиваюсь.

Натянув маску и вставив мундштук в рот, отчего ее щеки стали совершенно огромными и тугими, как футбольные мячи, Марианна быстро пристегнула ласты, встала (лодку качнуло), расправила округлые плечи, и боком бухнулась в Москву-реку.

Веревка перерезана ножом, подумал Муравьев. Это нехорошо, это улика, верная примета, что Проханову кто-то спас, или пытался спасти.

Минут пять утихшая после всплеска поверхность оставалась ровной. Пиночет отвела Муравьева в сторону и тихо сказала:

– Есть адресок забавный, капитан. Любовница Лопухина, балерина. Он к ней каждый обеденный перерыв ездит.

Муравьев строго посмотрел на неё.

– Любовница Лопухина?

Пиночет принялась ворчать:

– Нет, можно, конечно, обратиться и получить ордер на обыск и даже на арест, дабы явиться потом в «Мечту», в кабинет к Лопухину, и допрашивать его, касатика, прямо в кабинете. И наручники надеть, ежели чего. А только никакого ордера вам, капитан, не дадут. А суд над Лопухиным и компанией завтра. А у вас время ограничено. Мне-то что. Но вот вам…

– Так это вы обо мне заботитесь? – восхитился Муравьев.

– Не язвите. Вы подумайте, капитан. Проханова рапортовала Лопухину, работала на Лопухина, знают они друг друга очень хорошо. И возможно он как раз и есть искомый убийца, или заказчик. И я даю вам адрес. А вы не хотите. Это несерьезно, Муравьев.

– Что же прикажете, сударыня – явиться к его любовнице, когда он у нее…

– В «Мечту» не пускают, а вне «Мечты» возле него постоянно трётся охрана, которая даже с ордером вас к нему не подпустит. А к любовнице надо явиться не когда он у нее, а до этого. Явиться и ждать. Иначе, опять же, охрана воспрепятствует.

– А она балерина? Любовница?

– На вторых ролях. Если Лопухина не посадят, будет на первых.

– Где живет?

– На Малой Бронной.

– Я подумаю.

– Как знаете.

Охранник Лёша попытался приблизиться и поучаствовать в беседе, но ему велели молчать, а затем поверхность реки вспучилась горбом, и из расступившихся вод изверглась Марианна с подводной камерой в длани, со светящим прожектором. Муравьев зажмурился и отвернулся от луча. Марианна подплыла к лодке, примерилась, вынула мундштук, зычно ахнула и, поднявшись над поверхностью реки до пояса, закинула колено на борт. Затем, еще раз напрягшись и ахнув протяжно, выпросталась из воды вся, и завалилась в лодку. Лодка дала значительный крен, но не перевернулась.

Сев в лодке, Марианна потрогала кнопки на камере, а затем, приняв верхней половиной тела подобие позы дискобола, метнула камеру по диагонали вверх, и Пиночет в эффектном баскетбольном прыжке вверх и влево ее, камеру, поймала.

– Нет там ни хуя, обломитесь, – сказала снизу, из лодки, Марианна. – Обползала все в радиусе пятидесяти метров. Жрать хочется ужасно. Но я на диете.

– Вообще ничего нет? – удивилась Пиночет.

– Дно там есть, – пояснила Марианна. – Вода есть. Грязища, мусор, местная фауна глазами сверкает, и всё.

– А запись можно скопировать? – риторически спросила Пиночет, прилаживая головастик к камере. Повернувшись к Муравьеву, пояснила: – Для изучения впоследствии, в уютной обстановке, перед камином, под тихую музыку. Эй, Марианна, я целую тебя в носик, встретимся в четверг, как всегда.

– Ага! – откликнулась Марианна, стягивая шлем, и затем ласты. – Только не приноси ветчину свою зеленую, у меня от нее изжога и недомогание по членам, а лучше просто мяса купи какого-нибудь и овощей. А вино мне недавно принесли французское, доброй выдержки и вкуса необыкновенного. Ну, все, я поехала жрать. Отвяжи швартову.

Пиночет спрятала головастик в карман и кинула камеру обратно, навесом, и Марианна ее ловко поймала, в то же время изящно, как Статуя Республики, выгнув пухлое запястье. Снова припав на одно колено, черноволосая кирасирша развязала узел швартовы, очень, на взгляд Муравьева, сложный и очень древний, возможно, такими узлами финикийские купцы привязывали к покрытым вековой темно-зеленой плесенью портовым столбам переполненные товарами и рабами галеры. Ради вежливости подождали, пока Марианна повернет и приладит парус и возьмется за руль. Челнок накренился на этот раз влево, парус хлопнул и напрягся, и Марианна отчалила виражно, помахав на прощание затянутой в водолазное облегающее пухлой рукой.

– Ну, все, едем, – сказал Муравьев. – Эй, охрана, курс на северо-восток. За два квартала остановишься, мы тебя закуём опять и сдадим моему знакомому сержанту.

– Это зачем же? – удивился охранник Лёша. – Мы так не договаривались.

– Можем отпустить по месту работы, но ты ведь сам попросил, чтобы тебя арестовали, и не зря. Засветился ты. Посидишь до вечера в прелиминарии, ничего с тобою не сделается. Сержант принесет колбасу, сержанты колбасу обожают, едят ее все время, и очень свирепы из-за этого.