***
Тысячи мыслей лезут в голову. Что делается у нас тут, что делается! Единственный шанс? Не может быть, подумал Краут. А вдруг пронесет? Шепчутся по двое члены экипажа в апатичных позах. Сплетничают, пусть вяло, но сплетничают. У капитана Доувера, конечно же, каменное лицо, как при игре в покер. Щеки монолитные со щетиной не двигаются. История повторяется – когда нужно во имя благополучия принести в жертву нескольких людей, всегда появляются такие вот, с каменными лицами и чувством долга под шлемом. Йоганнесбург его послал, нам на погибель. Нас здесь оставят, судорожно думал Краут. Апатия апатией, а все-таки жалко всех. Но больше всех жалко, естественно, себя. Еще есть время.
Будем действовать, чего уж там. Есть – опыт, знания, желание жить, и пронизывающий, незамутненный философией страх. Страх, что нас здесь бросят, что экипаж, который прилетел, он же и улетит, а мы останемся.
Автоматическим движением он поправил футболку на плече.
Хорошо, пусть. Доувер – он такой. А мы вот возьмем и не дадим ему выполнить долг капитана. Сами, то есть, я сам, этого не допущу. Возможность предоставлена, внимание сфокусированно. Я задал Доуверу простой вопрос – поместятся ли на твоей кастрюле остальные, потерпевшие крушение, то есть мы? Ты, Доувер, не ответил мне, и даже не потрудился отвести при этом глаза. И, стало быть, я действую. Так, как нужно мне. Ясно? Ты, Доувер, все просчитал, кроме этого. Во мне играют антидепрессанты, апперы, даунеры, и прочая фармакология. Они меня там, в Центре, проверяли на аллергию, ничего не нашли. Если бы нашли, меня бы здесь не было. Далась им аллергия – есть вещи посерьезнее аллергии. Алчу я если не жизни, то по крайней мере возмездия. Пусть мы останемся здесь – но и вы тоже останетесь. Равноправие полное. И мне все равно, хороший я или плохой. И наплевать мне на все обещания и установки. Доувер не удостоил меня ответом. Если бы ответил, может, я бы вел себя по-другому. Теперь – обратный путь отменяется во всех смыслах. Целых полчаса уже я действую, готовлюсь, вот чемоданчик с ключами и отвертками, вот железяка моя любимая, чтобы дверь заклинить. А то что же? Разве я хуже тех, кто прилетел с тобой? С какой стати? Твое слово – свято, а мое нет? Возмездие грядет, Доувер. И пусть провалится или взорвется Ганимед. Если за меня все решили, то и я решу за всех.
Так думал Краут, засупонивая скафандр, прилаживая шлем. Выйдя из станции, он с ненавистью посмотрел на бездушное звездное небо, на отвратительный холодный неполный диск Юпитера, и направился к месту посадки кастрюли Доувера. Он прикинул, что на кастрюле сейчас находятся примерно шесть человек, а может восемь. Еще несколько – он уже не помнил, сколько именно – осталось на станции. Дежурные на месте добычи – сколько их? А какая разница. Быстрое действие, не раздумывая, не считая – самый верный путь. Угол только надо проверить. Давление посмотреть. Если все правильно, значит, такая судьба, Доувер. Такая у нас с тобой стезя.
***
Всматриваясь в горизонт, Дубстер почувствовал прилив – нет, не радости, а какого-то душевного покоя. Одометр показывал двести сорок миль – станция должна быть где-то рядом. Левее, правее – кто знает! Явно где-то здесь. И даже, вроде бы, очертания кратеров знакомые. Ну, откуда им быть знакомыми, Дубстер! А вот знакомые и все.
Заранее нужно было все это предусмотреть, подумал он. Если на то пошло – вехи на дороге оставлять, а по возвращении подбирать. Магнитное поле Ганимеда ненадежно, компасы есть, но работают плохо. Лучший способ – по звездам, как в древности. Если все-таки проехал мимо – то по Юпитеру и по … Кажется там что-то есть, люминицирует. Ага, это наверняка кастрюля. Кастрюля – а не обман зрения – на месте – значит и станция неподалеку.
Невзначай он взглянул на индикаторы. Аврал! Не может быть, только что все было нормально. Ехал – и все было нормально. Было.
Ерзая в седле, нервничая, Дубстер потянул тормоз на себя.
Худо, совсем худо, дамы и господа! Левая строка, символизирующая уровень кислорода в баллонах, мигала мягко, извещая об аварийной ситуации. Еще пять минут назад все было нормально. Белая цифра справа, обозначающаяоставшуюся в батареях энергию – просто издевательство, настолько мало.
Ну вот. Авария в самый интересный момент. Половина диска Юпитера, совершенно равнодушная, светит. Небо со звездами внимает равнодушно. Адреналин в крови играет.
Дубстер слез с седла и огляделся, поворачиваясь дюйм за дюймом, панорамно. Унылый ландшафт. Щемящая тоска. Ностальгия по лучшим временам.
Ых! Йоги, говорят, ведут себя совершенно спокойно в любой ситуации. Даже когда знают, что шансы на спасение уменьшаются с каждым дыханием. А я не йог. Йогов на Ганимед не берут, у них аллергия на фармакологию. Не выдерживают, зеленый чай требуют, а где его взять на Ганимеде.
Алюминиевый руль (с безумными какими-то примесями, невероятно продвинутый сплав, чтобы не рассыпался от кальвинского холода) поблескивал тускло. Минуты неумолимо ползли, бесценные. Но лучше потерять сколько-то времени сейчас, чем выбрать неправильное направление. Андромеда, Орион, Юпитер, угол, вектор. Скорее всего там – вон там, градусов десять влево.
Еще не осознав толком, что происходит, Дубстер влез в седло и поехал – быстро, потому что медленно ехать он просто не мог, но все-таки экономя силы – и кислород. Йогам не нужно экономить кислород, у них кислорода несчетное количество.
Дубстер, ты наивен. Если ты ошибся, ты умрешь. Неприятная какая мысль. Или предчувствие.