Сидя за столиком напротив Милларда, Зак держался непринужденно.
– Навыки и опыт есть у всех, – говорил он, а Миллард слушал, – и даже сметка – не такое уж редкое явление. Выловить нужную иголку в ненужном сене, убедить упрямых присяжных, обменяться завуалированными угрозами с прокурором или защитником истца – все это доступно многим. И конечно же я все это тоже умею, по крайней мере не хуже других. Но в отличие от других я очень хорошо представляю себе, в чем именно состоит моя главная обязанность. А состоит она в спокойствии моего начальника. Если мой начальник беспокоен, значит я что-то не так делаю. Мой начальник должен быть уверен, что если я присутствую, все будет хорошо. Все под контролем. Все безупречно. И если для спокойствия моего начальника мне нужно помыть пол в его кабинете, или в кабинете соседа, или забрать из школы детей начальника или клиента, или сварить кофе начальнику, или сидеть за конторкой у входа и запоминать лица входящих в течении пяти дней, или починить унитаз в квартире тещи клиента, я не стану говорить, что это не мой профиль. Я просто сделаю то, что нужно, и мой начальник, зная, что я это сделаю, всегда спокоен. И как правило мой начальник быстро начинает это понимать, и у меня появляется возможность доверять ему так же, как он доверяет мне, поскольку лояльность – улица с двусторонним движением.
Зак еще некоторое время развивал мысль о начальниках и подчиненных, а затем, внезапно оборвав монолог, спросил:
– Кстати, Миллард, как поживает ваш племянник, получилось у него что-то с диссертацией или нет?
Этой репликой он окончательно завоевал сердце Милларда. Оказывается, Зак помнил о проблемах племянника! (На самом деле Зак обзвонил знакомых, знающих Милларда, и собрал все сплетни, которые мог собрать. И Миллард, опытный законник, должен был, казалось бы, учесть такую возможность, но вместо этого решил, что про племянника поведал Заку он сам, две недели назад, и Зак запомнил. Будто Заку делать больше нечего было, как запоминать всякие глупости о чьих-то ебаных племянниках).
И Миллард тут же позвонил секретарше, и она спустилась в кафе с готовым контрактом, в котором оговаривалось, что Зак начнет работать под началом Милларда через две недели.
После ланча Зак зашел в кабинет своего начальства и положил на стол заявление об уходе. Начальство подняло брови.
– Ну как знаешь, – сказало.
– Да уж знаю, – нахально отвеетил Зак. – Наверное в жизни каждого человека настает момент, когда перемены связаны с меньшим риском, чем стабильность. А сегодня я беру выходной, мне нужно развеяться.
Он позвонил Анни, и они договорились встретиться в курортном городке Пейдж, в часе езды. Каждый на своем вуатюре.
***
– Ну что ты мелешь, мутер! – сурово и горячо сказала Ашли. – С чего это вдруг Анни – опасная женщина? Где опасность? Какая опасность? Зачем?
– Как вы познакомились? – спросила мать.
– Я не вижу никакой опасности, ты просто из ума выжила, вот и всё!
– Вспомни, как вы познакомились.
– Вечно ты что-то придумаешь! Тебе не нравится, что я живу интереснее, чем ты.
– Как именно вы познакомились?
Ашли помолчала.
– Я тебе вещала, – сказала она. – Кретин выхватил у меня ридикюль…
– А она его сбила с ног, отобрала ридикюль, и вернула тебе.
– Ну да.
– А он был высокого роста?
– Кто?
– Кретин.
– Среднего. Не помню. Быстро все было.
– А она, ты говоришь, миниатюрная. Это по-твоему не подозрительно?
– Чем же это подозрительно?
– Либо она очень сильная и отважная, либо кретину заплатили. После чего у твоего танка оказывается проколотой шина. А танк этой твоей Анни оказывается запаркованным тут же рядом.
– Зачем ей ему платить?
– Вы едете к вам в хутень, и она сразу очаровывается детьми, а дети ею.
Ашли чуть подумала, а потом сострила:
– Детям она тоже заплатила?
– Иногда она сидит с детьми, иногда забирает их из школы и балует.
– Ну и что?
– Любовника своего она бросила.
– Это он…
– Не перебивай. Ашли, а тебе не кажется, что в твоем положении опасно позволять детям привязываться к посторонней женщине?
– Не кажется.
– А мне вот кажется. По известной нам всем причине.
– Кому это «нам всем»? Мутер, кому ты еще разболтала…
– Нам всем – мне, твоему отцу, твоему мужу, его родителям, и тебе.
***
На пляж они не пошли, а пошли сразу в прибрежный мотель. Заку ужасно не терпелось поделиться карьерными новостями с Анни, дабы показать ей, какой он решительный, и пусть ей будет лестно, что идея по поводу смены работодателя подсказана была именно ею.
И было повторение вчерашнего, только нежнее, утонченнее, ленивее. Никто никуда не спешил, и на четвертом часу пребывания в постели любовники даже задремали, обнявшись.
И Заку грезились разные интересные планы, и в голову приходили интересные вопросы, и часть этих вопросов он озвучил.
– Дети тебя очень любят, – сказал он. – А они тебе нравятся?
– Смешные они у тебя, – ответила Анни лениво. – Если тебя это утешит, что ж, скажу, что мне очень нравится проводить с ними время.
Она смотрела ему прямо в глаза и улыбалась.
– А хочешь, я открою тебе одну тайну? – спросил он.
– Нет, не сейчас. Позже, – сказала Анни. – Торопиться некуда.
Разведусь с Ашли, женюсь на Анни, подумал Зак. Ашли, правда, будет забирать детей на будние дни, или на выходные. Если, конечно, не доказать суду, что как мать она полное говно. Доказать это вполне можно. Не очень красиво это, не очень благородно, но достижимо. Вполне … достижимо … неуемная … Анни.