У всякого человека есть увлечения, слабости, милые сердцу привычки.
Страстишка, не страсть, была у Жимо – чтение. Тоже связано с напряжением, но дело того стоит. Чем в свободное время лясы точить с поселянами, у которых мозги распыленные, а мысли только о себе, лучше уединиться и погрузиться в другую эпоху, или беседовать односторенне с каким-нибудь мыслителем забубенным из пылью покрытых веков. Библиотеку содержать при себе, правда, хлопотно. Пятнадцатью книгами располагал Жимо, и таскал он их за собой в мешке всегда, вместе с остальными пожитками – второй курткой, вторыми штанами, запасной парой трусов, тремя парами носков, и кучей ненужного хлама, который нужно было бы выбросить, но жалко. Могуч инстинкт собственности. Ну, летом еще ничего, а с осени и до весны очень хлопотно – норовят книжки вместе с хламом украсть на отопление, потому что холодно, греться надо, а не книжки читать; подумаешь, грамотей!
А дополнительные хлопоты с книгами такие: есть, к примеру, первые два тома трилогии Альбера де Лагранжа о семействе Борджиа, очень интересно. Хочется узнать, что там было дальше с веселой семейкой, а третий том отсутствует. Накопил Жимо денег на третий том, у букиниста должен наличествовать. Правдами и неправдами три купюры в пластиковом пакете спрятаны за подкладкой. Пластик для того, чтобы не покрылась валюта плесенью и не пропахла Авдеевкой. В сам магазин не пустят. Нужно скаута вербовать. К старикам и старухам обращаться противно – злые, и соображают плохо, только время зазря уходит. К молодежи обратиться не успеваешь – либо смеются и спешат, либо ругаются и спешат, либо просто спешат, игнорируют. Следовало выбрать среди буржей среднего возраста особу женского пола, одетую средне, у которой не написано на лице, что она под бременем страшнейших своих проблем всех возненавидела. Особенно которые в вязаных беретах – к ним не суйся, у тех самое тяжелое бремя, самые страшные проблемы. Нашел одну, без берета, не очень спешащую по важным делам, как раз возле лавки букиниста. Обратился вежливо. Она долго хмурилась, терла щеку рукой в синтетической, под черную кожу, перчатке, потом брезгливо взяла протянутые купюры, поморщилась, и зашла в магазин. Некоторое время там пребывала, и вышла с книгой, и протянула книгу Жимо; сказала, неумело улыбнувшись: «Ну, вот, читай, всего хорошего», и пошла себе, своим бескорыстным поступком в некоторой степени удовлетворенная.
Жимо не рассердился, но очень расстроился – книга была не Лагранж, а монография Иосифа Шапиро о Медичи. Очевидно, женщина и букинист вдвоем посовещались и решили, что это примерно то, что он, Жимо, хочет. Жимо даже, собравшись с духом, зашел в магазин, но охранник сразу его развернул обратно к двери. Жимо показывал ему книгу и объяснял, что ему нужен Лагранж, а охранник говорил, «Да, да, папаня, иди, иди», и вытеснил Жимо на тротуар.
Монография о Медичи оказалась скверно написанной, читать тяжело и скучно, хотя тема интересная.
А другая проблема – дальнозоркость. Что-то рано для дальнозоркости. По подсчетам Жимо ему было лет тридцать восемь или тридцать девять. Но, возможно, образ жизни повлиял. Если свет вечерний, то как придвигаешь книгу к глазам, так буквы и расплываются, мутятся, а отодвигаешь – слишком мелко.
Ну, понятное дело, нужны очки. Но очки дорого стоят, добудешь – спиздят и продадут, как только увидят ельника в очках, причем не обязательно сами ельники – буржи тоже не побрезгуют. Очки ведь – стекло, пластик, и немного металла, запахи к ним не липнут, помыл, почистил – как новые стали.
Поэтому читать можно только при дневном свете. Но дневной свет – время занятое добычей пропитания. Вечером читать приятнее, но – свет тусклый от свечки, если свечка есть, а с лампочками – отдельная история. В Авдеевке светят по ночам фонари, и несколько лет назад два умельца приноравливались делать отвод от сети. Первый был очень знающий, умелый, бывший инженер-электрик на хорошем счету, важный. Всем собравшимся вокруг объяснил про проводку, высоковольтность, запараллеливание, и синусоиду. Слушали внимательно, многого не поняли, и кивали головами уважительно. Вооружившись персональным инструментом, он приступил к делу, и минут через десять его убило током. Второй был молчалив, и отвод сделал только себе и тем, кто с ним поделился частью имущества. Через месяц приехали блюстители на вуатюрах, отводные провода повырывали, лампочки разбили – а лампочку нынче не запросто раздобудешь, подъезды запираются, чтобы буржи не сердились.
И тем не менее Жимо умудрялся читать, ухватывать час-полтора, либо перед полуднем, либо перед сумерками, и раздражался, когда читать становилось трудно из-за тускнеющего света. Читал тихо вслух, медленно, вникая.
Вопрос гигиены не стоит у ельников остро. Если лето теплое, можно поплескаться хоть в речке, а некоторые новенькие, особенно женщины, даже стирать управляются, и даже с порошком – воруют или выклянчивают в прачечных. В остальные времена года мыться и стирать следует с опаской. Вода и мыло вместе с многослойной грязью смывают еще и жировой покров, накапливающийся на немытом теле, человек оказывается беззащитным перед стихиями, и, к примеру, схватить воспаление легких в таком состоянии – раз плюнуть. А к запахам люди привыкают удивительно быстро; и хотя ноздри и мозг время от времени выражают протесты по поводу ольфакторной едкости, протесты эти редки, раз в день максимум, и недолги, минута-две, не больше, привыкаешь легко.