– Вместе с Лизой?
– Не, Лизка осталась докармливать попрошаек. Мне надоело, короче, грязно там, склады эти, срач, попрошайки воняют, ну я и уехала, а она осталась.
– В Авдеевке?
– Да. … Ужасно жрать хочется, сил нет.
– Вы не помните, она с кем-нибудь говорила там из местных? Больше, чем с остальными? Уходила куда-нибудь?
– Сейчас бы бифштекс с кровью. Здесь есть неподалеку заведение, прекрасно готовят. Проедемся? Я угощаю.
– Анита Диеговна…
– Капитан, – вмешалась Пиночет, – вы действительно думаете, что Проханову похитили бродяги?
– Всегда следует проверять все возможности, – напомнил ей Муравьев. – Это как с кранами в латрине. Ельники могли что-то заметить, увидеть. – Я им увижу, подумал он. Шеи всем посворачиваю. Вернее, не я, а … они знают, кто. Он снова повернулся к Чайковской. – Вы как туда добрались, в Авдеевку? Вместе с Прохановой?
Чайковская обиделась. Она хотела говорить о еде и заведениях, и хотела ехать в заведения, потому что была голодна, а Муравьев, представительный мужчина, не слушал, и мучил нерелевантными вопросами.
– Я ее подвезла туда, – зло сказала Чайковская.
– На вашем вуатюре?
– Да.
– С личным шофером?
– Да.
– А уехали без нее?
– Я же говорю – надоело. Короче, да, уехала.
– Не предложили Прохановой ехать вместе обратно?
– Предложила, но она сказала, что еще побудет, потому что дело надо доводить до конца, или что-то в этом роде. Она тоже упрямая бывает.
– А вы не подумали, что ей нужно как-то потом из Авдеевки выбираться?
– Я ей говорила. Я ведь не мостр какой-то. Я вообще все всегда предусматриваю, и за других все время приходится думать. Мозгов у людей нет. Мне за всех приходится думать иногда. Такое уж мое счастье. Я ведь не злая, ну и бывает всякое…
– А Лиза? Вы уехали без Лизы.
– Лиза осталась. Сказала – подвезут.
– Вы ей поверили на слово?
– Что же она, врать мне будет, что ли? Там были люди из ее организации.
– Какой организации?
– Ну, где она, типа, работает.
– Из «Мечты».
– Нет. «Мечтой» Эдик рулит. Это вы перепутали. И зачем врать? Вы здесь из-за Эдика, Лизка не при чем, да и не пропала она. Чего ей пропадать. Вот я ей сейчас позвоню…
– Уверяю вас, Анита Диеговна … Вы говорите там были люди из организации Лизы Прохановой. А они туда на чем приехали?
– Не верю я вам.
– Анита Диеговна! На чем прибыли люди из организации Прохановой?
– На фургонах. И еще был большой такой вуатюр, как танк, черный, блестящий, в стиле ретро.
– Понятно, – сказал Муравьев.
Над столом по центру кухни в стиле ранчо повисла пауза.
Пиночет спросила мрачно:
– Что вам понятно, капитан?
– Да, в общем, всё понятно.
Пиночет посмотрела на него очень пристально.
– Всё-всё?
– Да. – Муравьев немного подумал – дольше, чем нужно было на самом деле. – И, увы, сударыня, нам с вами следует побывать в Авдеевке.
Пиночет тут же согласилась, сказала:
– Да, но до того нам следует еще кое-что сделать.
– Что именно?
Возникла еще одна пауза.
Пиночет некоторое время размышляла, а затем сказала:
– Сейчас сюда приедут ваши ухари, тоже на фургоне, забирать арестованных.
Муравьев кивнул.
Пиночет многозначительно повела глазами по периметру потолка, и чуть сжала губы, показывая, что обсуждать дальнейшие действия в данном помещении неудобно. Действительно, подумал Муравьев, наверняка жилище напичкано устройствами, причем устанавливали эти устройства независимо сразу несколько разных банд; включая, конечно же, кирасиров, куда ж без них; и не исключая правление «Мечты», без них тоже нельзя.
– Анита Диеговна, – обратилась Пиночет к Чайковской, которая неприязненно на нее посмотрела. – Мы обязательно поедим, все вместе, очень скоро. Если нужно, я сама убью для вас какого-нибудь тельца и изрежу на кровавые бифштексы.
Чайковская в ответ заявила:
– Я не хочу вместе. Я хочу с ним вот, – и кивком указала на Муравьева. – А ты погуляешь пока что.
Пиночет изменилась в лице и сжала губы. Муравьев испугался, что сейчас она начнет пиздить Чайковскую, и предупреждающе поднял ладонь.
Звякнул интерком. Пылкая Пиночет, чтобы не раздражаться еще пуще, сделала знак Муравьеву – мол, посидите тут с этой дурой – и пошла переговариваться по интеркому.
Чайковская отпила кофе и спросила светским тоном:
– Вы давно в розыске работаете?
– Только вчера начал, – ответил Муравьев. – И сразу в такой дом попадаю, к такой женщине – что же дальше-то будет?
Чайковская поняла, что это юмор такой, и заулыбалась.
– Замечательная у вас обстановка, – продолжал Муравьев. – Сразу чувствуется, что хозяйка – человек с хорошим вкусом и добрым сердцем. Это у вас от рождения, по наследству от предков, этому не научишь.
– Вообще-то да, я тут сама все покупала, – подтвердила Чайковская, улыбаясь и пряча глаза. – Мне многое дарят, но я все тут же выбрасываю, покупаю всё на свои деньги. Даже кухонные принадлежности.
– Эспрессо-машину тоже сами покупали?
– По специальному заказу делали. Я когда по Италии ездила, то на фабрику зашла, посмотрела, как там всё, ну и сказала им, что ручки-крутилки мне не очень нравятся. Короче, они сказали, что модифицируют, я им объяснила, как надо, растолковала всё, и они потом и сделали правильно.
– А картины в гостиной тоже сами выбирали? – с серьезным выражением лица спросил Муравьев.
– Еще бы! Я в живописи не очень разбираюсь, я просто знаю, что мне нравится, а что нет. Короче, мне главное, чтобы мне самой нравилось.